– А бесполезных? В утиль?
– Типун тебе на язык, хозяйка! Тех, кто по мелочи увидел, в покое оставляют, они потом по передачам ходят всяким пара… паранормальным, вот. А если серьезное что, так зелье-забывайку дают. Память начисто отшибает и живет себе человек дальше, радуется.
– Только недолго, – заметила мрачно.
– Ну почему недолго? Кому как на роду написано, тут не угадаешь. Людям, почитай, вольготнее нашего живется. Как новости послушаешь, такое творят, страх.
– А у вас не так, что ли? – спросила язвительно. – Сам же говорил, нарушают.
– Нарушают, – яростно кивнул Савелий, – да только не бывает, чтоб лиходей от наказания ушел. Кощей он вот где всех держит.
Крепкий дубленый кулачок взлетел в воздух.
– Кто? – Серафима не поверила своим ушам. – Кто всех держит?
– Кощей.
– Это который Бессмертный? – тихо уточнил Игорь.
– Он самый, барин, – Савелий довольно огладил бороду.
После этого чудного открытия Серафима с Игорем напились до синих чертей. Хотя, последние, по заверению многомудрого домового, были существами мифическими, современной наукой не доказанными.
Утро после пьянки добрым не бывает даже в сказках. Будильник орал, как бесцеремонный дневальный – Серафима специально ставила самые мерзкие мелодии. Прекратив утренний сеанс издевательства над ушами, она глупо таращилась на экран, пытаясь вспомнить, зачем нужно вставать в такую рань. После обильного полоскания в крепком алкоголе, когнитивные шестеренки вращались туго. Наконец, похмельный механик-память соизволил заступить на смену. Борясь с детским желанием накрыться подушкой и послать все в тридевятое царство, Серафима села на кровати.
Вперёд, обезьяны! – взывал с плаката неизвестный сержант космической пехоты. – Или вы хотите жить вечно?
Вечная жизнь в таком состоянии показалась пыткой, достойной третьего круга Дантового ада, где мотали срок чревоугодники. В дверь постучали. Серафима убедившись, что пижама на месте, голова, пусть и временно бесполезная, тоже пошла открывать.
– Доброе утро, – Игорь выглядел ровно так, как она себя чувствовала. – Не подскажете, где у вас утюг.
Почему он остался ночевать, Серафима помнила смутно. В неясных картинках отретушированного алкоголем вечера самое видное место занимал Аргит, который, подражая котикам из многочисленных любительских видео, сидел перед стиральной машиной, завороженное наблюдая за вращением барабана. Кажется, она даже это сняла.
Шерстяной бок Айна мазнул по голой ноге. После бодрого «гав» Серафима поморщилась и обреченно выдохнула.
– Утро в полседьмого добрым не бывает. Сейчас.
Нырнув в платяной шкаф, извлекла полотенце.
– Вот, держите. Утюг и доску я достану. Аргит проснулся?
– Да, я включил ему телевизор.
– Супер, – выползла из комнаты и уже в коридоре обернулась. – Яичницу будете?
– Вам не стоит беспокоиться, – Игорь прижал полотенце к мятой рубашке, которую они почему-то стирали среди ночи, – я могу позавтракать в университете.
– Если не хотите, на вас могу не готовить, – пожала худыми плечами.
– Тогда буду.
– ОК. Где ванна, вы в курсе.
Аскетичность этой комнаты удивила Игоря еще вчера. Ничего лишнего, даже по мужским меркам. Бежевый кафель, салатовый коврик, занавеска с разноцветными мультяшными рыбками, на раковине паста с зубной щеткой и три бутылочки на подвесной полке в углу: шампунь, кондиционер, унисекс гель для душа. И дамский бритвенный станок, как единственный яркий гендерный маркер. У Марины был похожий.
Подставляя лицо под водяные струи, Игорь с удивлением отметил: он вспомнил о ней в первый раз за прошедшие сутки. И вспомнил без того удушающего стыда, который вчера утром выгнал его из квартиры. Чертовщина последних двадцати четырех часов настолько размагнитила внутренний компас, что Игорь даже не спорил, когда Серафима, посмотрев на давно пустую бутылку коньяка и его пьяные попытки вызвать такси, сказала:
– Оставайтесь. Место есть.
И на секунду мелькнула мысль: она попытается его соблазнить. Господи, о чем он вообще думал?! Игорь тряхнул головой и, словно наказывая себя за глупость, до красноты растерся жестким полотенцем. Расчесался пятерней, прополоскал рот, добавив в воду толику зубной пасты. С отвращением глянул на небритую морду в зеркале. Красавец, ничего не скажешь. Рубашка пахла неправильно, в подошве утюга не было выемок под пуговицы, голова соображала плохо, а первой парой сегодня семинар.
– Завтрак на столе.
Серафима стояла в дверях, сжимая в руках исходящую кофейным духом чашку. Растянутая кофта с психоделическим орнаментом доходила до середины бедра, оставляя открытыми бледные мускулистые ноги в оранжевых гольфах.
– А вы?
– Нужно заправиться, – достала из кармана пачку сигарет.
– Курить вредно, – сказал, застегивая верхнюю пуговицу, – неужели родители вам не объяснили?
На последних словах Серафиму перекосило.
– Мои родители, Игорь Станиславович, – произнесла дрожащим от ярости голосом, – умерли, когда мне было пять. В том возрасте, как вы понимаете, меня больше интересовали куклы и плюшевые медведи.
Серафима разрушительным вихрем пронеслась мимо Игоря. Громко хлопнула балконная дверь.
– Простите, – сказал, шагая за ней. – Я не знал.
– Да вы ни черта обо мне не знаете, – развернулась, выдыхая ему в лицо табачный дым, – и тем не менее уже измерили своей снобской меркой и поставили штамп.