– Господи, да как же ты не понимаешь?! – она всплеснула руками. – Я же стараюсь ради тебя, Игорь. Я хочу тебя защитить!
– Не надо, – он зло дернул молнию. – Не надо меня защищать. Я не ребенок. В последний раз спрашиваю, ты уйдешь?
– Нет, – Марина упрямо вскинула подбородок. – Я не могу позволить тебе угробить свою жизнь!
– Дурдом, – устало пробормотал Игорь, подхватывая сумку.
Пока он одевался, проверял багаж, деньги и документы, Марина цербером встала у входной двери.
– Я не позволю! – зло выплюнула она в лицо подошедшему Игорю. – Не позволю променять меня на эту шлюху!
– Марина, – спокойный тон давался тяжелее, чем когда-либо, – пропусти меня.
– Нет! Ты не уйдешь к ней! Не пущу!
– Уйди.
– Нет!
Кулак, впечатавшийся в дверь, стал неприятным сюрпризом. Марина пискнула и застыла под совершенно незнакомым взглядом мужчины, с которым она прожила два года.
– Отойди, – зло процедил Игорь, давая ей дорогу.
Марина подчинилась. На цыпочках скользнула в сторону и испуганно вжалась в стену. Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ. Марина всхлипнула, моргая часто-часто. Потянулась вытереть глаза, но вспомнила о макияже. Шмыгнула носом, подходя к зеркалу. Как он мог? Поменять ее на эту дешевку? Нет. Этого не будет. Марина не позволит так себя опозорить.
Она решительно направилась в спальню. Каблучки стилетами входили в нежную плоть розовых лепестков, попадавшихся на пути разгневанной женщины. Марина подхватила телефон и быстро набрала номер.
– Алло, Тамила. Это Марина, я была у вас на консультации. Я согласна. Цена? Вы уверены, что это поможет? Тогда цена меня не волнует. Вы, кажется, хотели осмотреть квартиру? Можете приехать сейчас? Я оплачу сверхурочные. Тогда записывайте адрес…
Закончив разговор, Марина переоделась, вернулась в гостиную и залпом осушила бокал. Никто не имеет права так с ней обращаться!
Глас последней трубы теннисным мячиком отскакивал от сводов черепа, скрытых от мира сеткой сосудов, слоем кожи и, наконец, шапкой черных волос, которые сейчас свились в авангардное воронье гнездо. Нос отказывался дышать, горло словно утыкали стальными ежами, а в суставы загнали анкерные болты с невидимыми ниточками. И дергали, крутили, выворачивали.
Серафима открыла слезящиеся глаза, скривилась от знакомой реакции организма и попыталась заглушить набат в голове длинной матерной тирадой. Не получилось. По субъективным ощущениям тридцать семь давно сдала эстафету тридцати восьми и та сейчас спринтом приближалась к отметке тридцать девять. Попытка пошевелиться отдалась противной ноющей болью. Стиснув зубы и повторяя про себя все известные ругательства, Серафима села. Комната решила, подобно сказочной избушке, повернуться на несуществующих курьих ножках, но была остановлена злым:
– Отставить!
Безымянный сержант звёздной пехоты, казалось, смотрел на девушку с плохо скрываемой гордостью.
Одолев приступ кашля, Серафима упрямо потопала на кухню: за градусником и дозой жаропонижающего. Айн бесхвостой лисой шмыгнул под ноги.
– Мать твоя собака! – зло прохрипела Серафима, хватаясь за дверной косяк.
Изображая святую невинность, корги потрусил к миске и принялся скрести кафель.
Когда Аргит зашел на кухню, на столе исходила паром и химически-лимонным запахом чашка в полоску, Серафима сидела с закрытыми глазами, плотно прижимая к боку левую руку, а корги обиженно поскуливал.
– Има? – Аргит всмотрелся в бледное лицо.
Вместо ответа с сухих губ сорвался кашель. Мужчина нахмурился и, смахнув черные пряди, прижал кончики пальцев ко горячему лбу. Серафима вздрогнула, медленно подняла веки. Поморщилась от электрических лучей, дротиками впивающихся в радужку.
– Болезнь, – сказала тихо.
Аргит приложило к стене ладонь и несколько секунд спустя на кухне материализовался всклокоченный Савелий в пижаме пурпурного атласа и остроносых турецких тапочках. Айн подпрыгнул, случайно задев металлическую миску. Домовой открыл было рот, чтобы возмутиться, но Аргит указал на хлопающую глазами Серафиму:
– Има болеть.
Савелий недоверчиво прищурился, подошел к столу, принюхался.
– Опять химию свою развела, – домовой наморщил нос картошкой. – Жар сильный?
Серафима очень аккуратно извлекла градусник, блеснувший на свету стеклянной рыбкой.
– Тридцать девять и один. Айн, не ной. Сейчас чуть очухаюсь и пойдем гулять.
Она упаковала термометр в чехол и взялась за ручку чашки.
– Да ты никак умом повредилась, болезная?! – вплеснул руками Савелий. – Тебе гулять в ближайшие дни от кровати до уборной и обратно. Ишь, чего удумала!
– Айна нужно вывести, – упрямо сказала Серафима.
– Савели, – голос Аргита непостижимым образом заглушал какофонию в голове, – что нужно делать?
От неожиданности Серафима клацнула зубами по стенке чашки, а домовой приосанился, выпятил грудь и авторитетно заявил:
– Лежать, теплое пить.
– Теплое? – переспросил мужчина. – Ну там мед, малина, калина, чаи всякие. Ай, да что тебе, басурману объяснять. Принесу сейчас, а ты жди. И ее, – кивнул головой в сторону Серафимы, – не пускай никуда. И то ишь, удумала. С инфлюэнцей в люди. Ни косы, ни ума, ни понятия!
И исчез. Айн подозрительно понюхал место, где только что стоял домовой, чихнул и принялся тыкаться мокрым носом в хозяйские колени.
– Сейчас, – девушка слабо погладила собаку. – Подожди…