Жизнь навыворот - Страница 65

– Госпожа Любомира, вы ведь знаете, что случилось с нашей гостьей?

– Открыто мне сие. Как только прозрела я девицу эту, сразу поняла, недоброе с ней. Ой, недоброе.

Победительница 'Битвы магов' сокрушенно покачала головой. Массивная серьга шлепнула по пухлой щеке, Любомира поморщилась.

– Это проклятие? – голос Марины трагически опал.

Она с надеждой вглядывалась в густо набеленное лицо знаменитой ведуньи. Студия застыла в ожидании. Госпожа Любомира вскинула масштабную грудь, воздела осуждающий перст и ловко ткнула им в сторону страдалицы.

– Это расплата! За грехи твои.

Зал загудел.

– А ты что думала? Черный приворот это тебе, игрушки? – подбоченилась Любомира.

– Вы сказали приворот? – с энтузиазмом подхватил ведущих, радуясь возвращению дискуссии на рельсы сценария. – Вы уверены?

– Я… Я не понимаю, – проблеяла Марина. – Я ничего такого не делала…

– Лжица! Приворожила ты мужика своего. Думала обманом все получить. На готовенькое сесть. Нет уж, Боже все видит! И болезнь твоя – это наказание. За черную магию. Сказано ведь: воздастся каждому по делам. Вот и кайся теперь. Боренька, можно я к людям обращусь? Душа у меня болит, горит прямо!

Ведущий быстро сверился с часами и охотно согласился:

– Только недолго, у нас еще несколько участников, чьи истории совершенно необходимо рассказать.

– Быстро я, не боись, – потомственная ведунья тяжело поднялась с дивана. – Женщины! Сестры мои, не берите на себя греха, не творите черную магию, не обращайтесь к непроверенным людям. Вы же видите, – она ткнула пухлым пальцем в Марину, – что от этого бывает.

Камера взяла остолбеневшую девушку крупным планом.

– Спасибо, госпожа Любомира за такие важные слова. Марина, вы хотите что-то сказать?

Она моргнула, будто очнувшись от долгого сна, потом вскочила, закачалась на высоких каблуках.

– Это все неправда! Я ничего не делала! Я… Меня обманули. Я буду…

– Я понимаю вашу реакцию, Марина, – ведущий оборвал гневную тираду. – Но оно даже близко не сравнится с возмущением, которое чувствуют зрители.

Зал громко выразил свое возмущение.

– Однако, – Борис поднял руку, призывая к тишине, – мы всегда открываем истину, какой бы она ни была. Впереди у нас еще удивительные истории. Кто знает, чем закончатся они. Мы вернемся через несколько минут. Не переключайте!

– Чисто сработано, – Серафима откинулась на спинку дивана.

Аргит задумчиво почесывал за ухом довольно сопящего рядом Айна.

– Она сделала это потому что любовь?

– Любовь?!

От возмущенного фырканья борода Савелия покрылась мелкой взвесью молочных капель.

– Да какая тут может быть любовь у ехидны этой?

– А ты прям эксперт? – беззлобно подколола домового Серафима.

– Я, девка неразумная, жизнь прожил и людей перевидал разных. Савелий поставил на журнальный столик литровую чашку, разрисованную задорно галопирующими коровами, и, приняв профессорский вид, продолжил:

– Вот купец, Никанор Омельянович, жил я у него. Подворье богатое было, ладное, лошадушки все как на подбор: ноги точеные, гривы шелковые, глаза агатовые, – Савелий мечтательно причмокнул.

– А про любовь когда?

– Вот же ж торопыга. Женились они…

– Кони?!

– Тьху на тебя, охальница. Никанор Омельянович женились. А жених они завидный был: достаток, дом полная чаша, уважение в обчестве опять же. Невест ему предлагали чуть ли не дворянских кровей, а он, Никанор Омельянович, значится, по-своему решил. Авдотья Никитишна сирота была, попадья тамошняя ее у себя приветила, жить при церкви позволила. А уж пела девка, что твой соловей. Никанор Омельянович ее на клиросе и приметил. Но распутничать не стал, привел в дом полноправной хозяйкой. Так и прожили они душа в душу почти пятнадцать годков. А как захворала Авдотьюшка, так муж ни есть, ни пить не мог. Лучших дохторов столичных к ней возил, даже немца-эскулапа какого-то выписал.

– А что с ней случилось? – по привычке уточнила Серафима.

– Думается мне, рак это был, – уверенно кивнул Савелий. – Да только тогда и слов таких не знали. Сгорела Авдотья Никитишна тонкой свечечкой. А Никанор Омельянович так до смерти вдовым и проходил. Детей поднял, храм поставил преподобной мученицы Евдокии, портрет жены махонький у сердца держал. С ним и похоронили.

Савелий вздохнул, пожевал губами, огладил роскошную бороду и многозначительно закончил:

– Вот это любовь!

– Савели, – Аргит нарушил повисшую паузу, – я не понял много твои слова. Что значить «охальница»?

Домовой мгновенно повернулся к Серафиме.

– Я не смогу это объяснить, – она подняла обе руки, – хотите, звоните Игорю.

Глава 34

Ступня в туристическом ботинке сорок пятого размера бесцеремонно вклинилась между хромированными челюстями лифта. Влад Воронов ввалился в кабину, машинально ткнул в приветливо подсвеченную кнопку нужного этажа и только потом заметил два оценивающих, даже презрительных взгляда. Отшлифованная до неопределяемого возраста брюнетка недовольно скривила слишком пухлые губы, а мелкая собачка, прижатая к скрытому серебристым мехом бедру, противно тявкнула. Лифт устремился вверх.

На десятом этаже женщина фыркнула, на пятнадцатом резко взмахнула рукой, отбрасывая за спину глянцевые пряди, на двадцатом хлопнула по ноге сумочкой. Крокодиловая кожа, поморщившись отметил Влад, пытаясь выкинуть из памяти приветливую улыбку тещи, которая, вот сюрприз, приехала проведать внуков. Неонила Ивановна была ведьмой. В прямом и переносном смыслах этого слова. Первые три года брака она подчеркнуто игнорировала неправильного зятя, разрушившего, как она полагала, жизнь единственной дочери. Злата Воронова не только сменила многообещающую должность в Первом отделе на почетную роль жены и матери, но и за все семь лет замужества ни разу не пожаловалась маме, отняв у той святое право заявить: «Я же тебя предупреждала!».